|
|
-
Посвящение уходящему
Из разбитого крана
тонкой струйкой - вода.
С голубого экрана:
«Господа, господа!»
Господа... Ветер свищет
В щелях треснувших рам.
Господа, ваши тыщи, -
Горсть, прикрывшая срам!
Жизнь не схватит клещами, -
просто бросит в пути.
Лишь шепнёт на прощанье:
Уходя, - уходи!
Снег всё кружит и кружит,
И ныряет во тьму.
Ты чекистам не нужен,
Стукачам - ни к чему!
В клетке взросшая птица,
Где же место твоё?!
Ты боролся с темницей,
Но не смог без неё!
Арестантские боты
И подъём до утра
Берегли от свободы
Дуть холодным ветрам!
Ненавистные лица
По экрану снуют...
Не темницу, - теплицу
Ты разрушил свою!
Жизнь не даст обещаний,
Как отсрочку судья,
Лишь шепнёт на прощанье:
Уходи, уходя!
|
Выбегу с утра по холодку,
Растеряю всё, - такую малость!
И пройду пор первому ледку,
Стариком, не верующим в старость.
Ветер с листьев сдует тишину,
И, не в силах выйти из трясины,
Старые, беззубые осины
Будут выть на блёклую луну.
В этом мире всё чуть-чуть не так,
Всё неуловимо понарошку,
И поляна россыпи морошки
Мне протянет в ласковых руках.
Заберёт ручей мои грехи,
На кусте забуду полотенце,
И домой, как спящего младенца,
Унесу за пазухой стихи.
А когда в неистовом бреду
Будет в дверь ломиться непогода,
В светлый Сон, искать Живую воду
вновь по стёжке тоненькой уйду.
1988 г.
Старость
Мы со смертью играли азартно,
Проходили с ней на волосок,
И, пьянея от вечного фарта,
Холодили железом висок.
А она улыбалась сердечно,
Подстилала соломку в пути,
И давно нам назначила встречу
На мосту, где вдвоём не пройти.
|
Слова, случайные почти,
Пишу, но – нет других!
Ты их, пожалуйста, прочти
На пелене пурги.
Стихия в сердце – не стихи,
И в утро раннее
Придёт к теплу твоей руки
Моё дыхание.
Оно к утру в окне совьёт
Узор сиреневый,
Слезой ответив на твоё
Прикосновение.
Возникнет утро, как вопрос,
Кружа позёмкою,
И встанет мост –
Хрустальный мост! –
Громадой ломкою.
Слова, напетые тебе,
Прошу: не позабудь!
Благодарение судьбе –
Сияет лунный путь.
Рассыпан тысячей дорог
Наш смех по времени,
Я на ветру совсем продрог,
Любовь, согрей меня!
|
Песня
За русской тонкорунною
гитарой семиструнною,
за речью за культурною,
за многоцветьем фраз,
за тем, что свойский в доску я,
я скрыл нутро жидовское
еврейское,
жидовское,
с разрезом чуждым глаз!
А жизнь под горку катится
копеечками тратится,
и нравится - не нравится
а истина проста:
со времени зачатия
я - адово исчадие
в ответе за распятие,
предавшее Христа!
Поспешите поймать на слове,
как в силки на тропинке узкой:
только четверть еврейской крови
есть во мне
на три части русской.
Но судьба не даёт исхода:
это как, говорят, смотреть:
ложка дёгтя на бочку мёда, -
всё равно, что его на треть!
Ах, боль моя расейская!
Три русских сало трескают,
пьёт за троих
еврейская,
«Столичную», - «винтом»!
Люблю я дали дальние,
разливы и проталины
и в небеса хрустальные
кричу Руси: «Шолом!»
Ах, славно я устроился:
Теперь гуляет троица.
Тат, что остался, скроется,
пока им чёрт не брат!
А трое, ноги вытянув,
разделят недопитое
и в свинском перепитии
еврея обвинят!
|
Ходит старость, прикинувшись мной,
Надевает на тело вериги,
Закрывает ненужные книги
И ночами сопит за спиной.
Я не сплю. Вязну в темень, как в мох
И не знаю, где выход из круга.
Я боюсь, что застанет врасплох
Смерть. И мы караулим друг друга.
«Отче наш»...О, замедленный миг,
Драгоценный едва ли не втрое!
Спят ряды запылившихся книг,
И не верят, что я их открою...
Песенка научного пессимиста
Не считай копейки разживою,
Нищета, нищета!
Не считай ступеньки вершинами,
Не считай, не считай!
Встреча так сердечно отмечена,
спорить нечего,
На «ура!»
Опрометчиво пили с вечера, -
Поглядим, что будет с утра!
Покорил ты вершину запросто,
Да не радуйся, альпинист!
Будет вниз дорога ухабиста,
На неё, дружок, оглянись!
Жизнь копейкой,
Судьбу, - индейкой
Ты, пожалуйста, не считай.
Ты отпей-ка,
Потом допей-ка.
Что судьба твоя?
- Суета!
Прежде, чем принимать решение,
Надо было соотнестись.
День рождения,
Два - брожения...
Ах, зачем же
Мы родились?!
|
Поминальная баллада
Сергею
И вот теперь, уже за гранью года,
когда отец,
и брат его, и мать
смирились, наконец, с его уходом,
хочу и я
ему о нас сказать.
Я не бросил эти слова
За твоим столом поминальным.
Слишком шумно твоя вдова
Совершала обряд свой тайный.
Слишком много пустой суеты,
Слишком много речей похожих,
Слишком сильно пахли цветы,
Слишком сильно, - мороз по коже.
В телефон говорим: «До встречи!»,
А вот встретиться, - недосуг,
А как встреча случится, нечем,
Кроме водки, залить тоску!
Ты болел. Отголоском эха
Твой недуг плыл в немой мольбе.
Я впервые в твой дом приехал,
Но, увы, уже не к тебе.
В телефон говорим: «До встречи!
Как дела? Всё нормально, будь!»
И, конечно: «Ещё не вечер!»
И - «Увидимся как-нибудь!».
Жили мы не сказать, что близко,
Как уехал ты в новый дом.
Только дело ведь не в прописке,
Только дело совсем в другом!
Мы разъехались много раньше,
Разорвали живую нить
С той страной, где маленький мальчик
Так любил с тобой говорить...
|
Самосожжение. Ночи оскал.
Ад, - и весною набухшие почки.
Как самородки, ты в прахе искал
Строчку за строчкой,
Строчку за строчкой.
Слог становился ровней и верней,
Грубою кожей ладоней отточен.
Как хлебопашец в отборном зерне,
Видел ты всходы
В звёздных отточьях.
Верил ты: всё это было не зря,
Хоть и немногих ты тронул до боли.
Где-то уже о тебе говорят...
Вот и довольно,
Вот и довольно.
|
Весна
Шеренгой, к бою изготовясь,
Застыли вязы на кругу,
И дождь наотмашь пишет повесть
На грязном мартовском снегу.
И в этом бешеном галопе
Весны м таянья границ
Так жуток треск бессильных копий
О медь незыблемых страниц!
А нас несёт в водовороте,
Но не бросает в переплёт,
Как пуля – злоба на излёте
Дырявит небо в этот год.
Но, в пух и прах со всем рассорясь,
Я здесь остаться не смогу,
Услышав твой пьянящий голос,
И в сердце новую строку!
|
Поэзия, как строчка из письма
Любимой. Вечно длящееся имя,
И даже в одеянии псалма
Она скорее ведьма, чем богиня!
Она глядит на полную луну,
И ворожит, и спит на углях чёрных,
А мы живём в её простом плену,
И хлеб печём на обгоревших горнах.
И ищем «правды чистого листа»
В её одежд причудливом покрое....
Она начнёт труды свои листать,
Но никаких нам истин не откроет!
Лишь намекнёт при свете костерка,
Кося своим плутовски–хитрым глазом,
Что сохраняет в полутьме зеркал
От гибели наш неокрепший разум.
Что, раз поняв, как мир смертельно-прост,
Ещё никто не смог найти возврата,
И что обман
Давно угасших звёзд
За мир в душе – достаточная плата!
|
Светит солнце где-то за тучами,
Не устав за века светить,
И Фортуна глядит задумчиво,
Выбирая: к кому придти?
Кто-то зёрна бросает в борозды,
Веря в свет счастливой звезды,
Кто-то время теряет попусту,
Не найдя своей борозды.
Но взошли над вчерашней пашнею,
Зеленеют твои ростки.
Может, будут колосья важные,
Может, пырьи да васильки.
Вот и лето к закату клонится,
И уже не начать с нуля,
Тёплых дней золотая конница
По дороге летит, пыля.
Ты уже не глядишь без жалости
На растоптанные колосья,
И ни из глупости,
Ни из шалости,
Их под ноги себе не бросишь!
И приходит моментом истины,
Выставляя последний счёт,
День, когда зерно золотистое
Сквозь ладони твои течёт!
Но другие стоят над пашнею,
И глядят на твоё жнивьё,
Как на брошенное,
Упавшее,
И законно уже – своё!
Оставляют на поле чёрные,
Расходящиеся следы...
Так когда-то чужие зёрна
Не считая, втаптывал ты!
|
Посвящение
Усердно составляя сметы
Чужих успехов, вех и дел,
Светиться отражённым светом –
Ужель ты этого хотел?!
Пусть незаметен блеск кометы
В лучах взлетающих шутих,
Ужели ты мечтал – об этом?
Ужель ты этого – достиг?
Чужие примеряя лики,
Ты их меняешь, как наряд.
Чужих огней цветные блики
Лови, пока они горят!
Чужие судьбы, словно фраки,
В мечтах примерить ты не прочь....
Но что ты сделаешь во мраке,
Когда кругом сплошная ночь?
Но что ты сделаешь во мраке,
Но что ты сделаешь во мраке,
Но что ты сделаешь во мраке,
Когда кругом
Наступит ночь?!
|
Откуда ты пришла?
Из кружева листвы,
Осенних холодов,
И полутёмных комнат?
Мне кажется, тебя
Ещё прекрасно помнят
Старинные мосты
Над волнами Невы....
Откуда ты пришла, -
Из кружева листвы?
А может так: зима,
Шопен по вечерам,
Негромкий разговор,
И шорох по паркету?
Откуда ты пришла...
Кто ведает об этом?
Откуда ты пришла:
Из полумрака рам?!
Откуда ты пришла....
Быть может, с той земли,
Где вечный гимн любви,
И веют липы сладко?
Откуда ты пришла, -
Извечная загадка!
Откуда ты пришла?
Откуда мы пришли?
|
Утренний кофе
Над медным
Раскалённым краем турки
Качается дымок
Тягучего густого аромата.
Играя, он слегка щекочет ноздри,
Указывая путь
Из лабиринта сна.
Лучистое тепло, сухих касаясь губ,
На них оставит вкус
Горчаще-терпкой саги.
Корицы До – Ре - Ми
Негромкий перезвон
Сольётся с музыкой горячего искуса,
И с ними зазвучат
Ещё одной октавой
Фа - Соль - Ля - Си - До
В ложке коньяка…
И сердце, сбившись с шага,
Свой отыщет ритм,
Как будто вспомнив вдруг
О чём-то очень важном…
|
Июль
Тяжёлым ковчегом
Библейского Ноя,
За тропик полудня
Цепляясь кормою
Плывёт он расплавленно-
Огненным морем
По мареву медью
Звенящего зноя.
Жары одуряющей
Пыльная свита
Усталой, понурой,
Нестройной гурьбою,
Как эхо далёкое
Палеолита,
Столпились дома
На пути к водопою.
Кричаще-горячему
Солнцу навстречу,
Сверкающей россыпью
Частой и чёткой
Чёт-нечет, чёт-нечет,
Чёт-нечет, чёт-нечет -
Кузнечиков хор
Отбивает “чечётку”.
Крутыми ступенями, -
Вниз по обрыву,
В объятья прохладно -
Медлительной тени,-
Туда, где застенчиво
Шепчутся ивы,
Над тихим затоном
Склоняя колени.
Густую листву,
Как прикрытые ставни,
Лучи не прорежут
Стальными клинками,
И дремлют в прохладе
Ленивые камни,
Слегка поводя
Ледяными боками…
|
Русский эмигрант
- Эй, неси, гарсон, пол-литровую,
Да на чай возьми, что останется,
За здоровие,
За здоровие,
И до дна – уж так полагается!
Здесь по-французски говорят:
«Пардон, мадам, месье»,
А я один, как Бонапарт
В заснеженной Москве!
В Москве….
А здесь – зола и тлен,
И всё летит к чертям….
Химеры скалятся со стен
Собора Нотр-Дам!
Здесь, где духи и кружева,
Дворцы и витражи,
Я научился выживать,
Но разучился - жить!
Так неси, гарсон, нашу «горькую»,
Чтоб из горечи – да в беспамятство,
Только память ведь
Дама гордая,
Память горечью
Не ломается!
Деньги кончились, дело к ночи,
Эй, ямщик, гони в Разгуляй!....
А в Москве химеры хохочут
С окровавленных стен Кремля!
Там, в Москве, химеры хохочут
С окровавленных
Звёзд
Кремля….
|
Перед спектаклем.
...Шумок, как шелест ветерка,
Всё глуше,
Суше,
Монотонней,
И в отражении зеркал
Движенья лёгкие ладоней.
Черты знакомых смутно лиц,
Зал, сотканный из полусвета,
И – неживые силуэты,
Портьер, готовых
Рухнуть ниц.
Всё так медлительно и врозь
Течёт,
Томится и толчётся,
Ещё мгновенье – и начнётся....
И – яркой вспышкой:
- Началось!
|
Когда солнце опускается в бездну,
Голоса звучат теплее и глуше,
Выползает влажный мрак из подъездов,
И ложится на промёрзшие лужи.
Он росою оседает на спинах,
Серой солью проступает на коже,
И, бредущие в его паутине,
Люди делаются старше и строже.
Рассыпаются расчёты и сметы,
Всё худое представляется хуже....
Лишь, укрытые невидимым светом,
Засыпают дети
Тише и глубже....
|
Самой судьбой наказаны за это,
Разведены, разбросаны в веках:
Мы чувствуем на разных
Диалектах,
А может быть,
На разных языках!
Тревожа боль, друг друга судим
Строго,
И нет тепла сердечного
в глазах.
Сказать друг другу можем
слишком много,
Так, что уже
И нечего сказать.
Уходим прочь,
Нещедрые на милость,
А долгий путь волнуется,
Пыля…
Но впереди надежда
притаилась,
Что круглою
Окажется Земля.
|
День облетает, как клён,
Ворох минут у подножия,
Каждый листок раскалён,
Все – непохожие!
...Вечерний мрак метлой всклокоченной
Сметает листья на обочины,
Зимою близкой укороченный,
День засыпает на ходу.
Сиюминутное – исконному
Встаёт незримыми препонами,
Гуляет ветер между клёнами,
И я меж клёнами бреду.
Мечта, изящная красавица,
Сквозь ветви грустно улыбаются,
Ведь если мы её стесняемся,
То нас стесняется мечта!
Пусть меры нет, чем раньше мерили,
Пусть веры нет, как раньше верили,
Пусть под растрёпанными перьями
У Синей Птицы – пустота!
Но лунный путь во тьме откроется,
Смерть тост поднимет «За здоровьице!»
Земля опять травой укроется,
Расстелет небо синеву!
Словами сменятся отточия,
Затянут строки червоточину,
День, постучав в окно настойчиво,
Уронит новую листву!
|
Незаданный вопрос
…Он явился на свете белом -
Голосистый смешной малыш,
И капель ему песни пела,
Барабаня с весенних крыш.
Он, не зная еще о боли,
В жизни все принимал подряд,
Мамин взгляд лучился любовью,
Гордой нежностью – папин взгляд.
В нем ценили напор и разум,
Говорили: «упал – не ной!»
Но никто не спросил
Ни разу:
«Как живешь? Как дела, родной?»
Годы школьные полетели
Чередой разноцветных вех.
Он учился стремиться к цели,
И хотел быть сильнее всех.
Он, считая позором слезы,
Не сдавался им никогда,
Но незаданного вопроса
Больно жалила
Немота.
Все проходит, а время – лечит,
Боль растаяла, и тогда
Он ушел пустоте навстречу
Не на вечер, а – навсегда…
…В нем ценили напор и разум,
Говорили: «упал – не ной!»
Но никто не спросил
Ни разу:
«Как живешь? Как дела, родной?»
|
Ветром листья растрепаны
в старом саду,
И грустить им теперь
уже не о чем,
Осень небо забыла
в холодном пруду,
Бродит в парке
прогульщиком – неучем.
Верит Осень, что вечно
на свете была,
И гордится, что время
замедлила,
Леденящим огнем
по деревьям прошла,
И сама
ничего не заметила.
Слишком долго она
любовалась собой,
Позабыла про разные
мелочи,
И последние листья
ведет на убой,
И грустить скоро им
будет не о чем
Спасибо, давние враги,
Что мы устали быть врагами,
Что раз за разом из руки
Я выпускал тяжелый камень.
Что, задыхаясь от обид,
Никто из вас не бросил камня,
Хоть путь назад давно закрыт,
Как глухо запертые ставни.
Что Гордость, гордостью горда
Стирает память понемногу,
Что – пусть нечасто, иногда –
Я вспоминаю вас с тревогой…
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
-
|
|
|
|
